Недавно мир стал свидетелем того, как репортера Associated Press не пустили на официальное мероприятие. За что же такая немилость? За отказ называть Мексиканский залив «Американским заливом» после его «официального переименования» Трампом. Да-да, вы не ослышались. И пока вы пытаетесь переварить эту информацию, я расскажу, почему это не просто забавный казус, а тревожный звоночек для всего, что мы знали о свободе слова.
Представьте: вы журналист, много лет называете Мексиканский залив Мексиканским заливом, как и весь остальной мир. И тут приходит уведомление: «С сегодняшнего дня это Американский залив, потому что так сказал президент». Вы думаете: «Ну, ок, а я тогда завтра переименую свою кухню в конференц-зал — будет ли она от этого менее кухней?» И отказываетесь следовать новой номенклатуре. А в ответ — бац! — и вас не пускают на брифинг.
«Тревожно, что администрация Трампа наказывает AP за его независимую журналистику», — заявила старший вице-президент и исполнительный редактор агентства Джули Пейс. И добавила, что недопуск журналиста к мероприятию из-за редакционной политики агентства нарушает Конституцию США.
Но давайте на минутку отвлечемся от юридических аспектов. Представьте, что завтра какой-нибудь руководитель страны решит, что Эверест теперь называется «Гора Величия Нашего Лидера». А потом начнет не пускать на пресс-конференции тех, кто продолжает упрямо называть эту гору Эверестом. Абсурд? Ещё какой! Но, судя по всему, в сегодняшней Америке это уже не абсурд, а новая реальность.
Уроки истории, которые никто не выучил
Такер Карлсон как-то сказал: «Первое, что делают авторитарные режимы — устанавливают контроль над языком». И знаете что? Он прав. История показывает, что переименование географических объектов часто становится инструментом политической манипуляции. Вспомните, как Санкт-Петербург становился Петроградом, потом Ленинградом, потом снова Санкт-Петербургом. Как Сталинград был Царицыным, а потом Волгоградом.
Но есть существенная разница: в тех случаях речь шла о территории своей страны. А тут? Мексиканский залив омывает берега не только США, но и Мексики, и Кубы. Это как если бы я решил переименовать квартиру соседа, потому что иногда туда захожу в гости. Как заметил Иван Макаров, международный PR-эксперт: «Когда политика вторгается в географию, страдает не только картография, но и здравый смысл. Но больше всего страдает доверие к источникам информации, которые подчиняются таким абсурдным требованиям».
Не пущать! или Как работает цензура в XXI веке
Вы знаете, что общего между Северной Кореей и современной Америкой? Еще недавно ответ был бы «ничего». Теперь, похоже, появляется кое-что общее: методы работы с непослушной прессой.
В старые добрые времена журналистов, которые не нравились власти, просто избивали где-нибудь в темном переулке. В более цивилизованные времена их пытались подкупить или запугать. Сегодня же у власти появился новый, изящный метод: «Не согласен с нашей версией реальности? Отлично, тогда просто не увидишь, что происходит в реальности, о которой должен рассказать».Я помню, как один мой коллега, работавший в странах с «ограниченной демократией», рассказывал: «Знаешь, самое страшное не то, что тебя могут не пустить на мероприятие. Самое страшное, что постепенно ты сам начинаешь думать: а может, действительно лучше назвать залив Американским? Ну, чтобы без проблем. Ведь какая разница, в конце концов?» И вот в этом «какая разница» и кроется главная опасность. Потому что есть разница. Огромная. Между журналистикой, которая стремится к объективности, и пропагандой, которая стремится угодить власти.
Первая поправка: выцветающие чернила
Первая поправка к Конституции США гарантирует свободу прессы. Исторически это одна из тех вещей, которыми Америка всегда гордилась и которую экспортировала по всему миру. «Смотрите, как у нас круто: наши журналисты могут критиковать президента, и им за это ничего не будет!» А теперь представьте мир, где журналистов не пускают на мероприятия за отказ называть вещи так, как хочет власть. Мир, где то, как вы называете географический объект, может определить, получите ли вы доступ к информации. Мир, где реальность определяется не фактами, а указами сверху.Боб Вудворд, легендарный журналист, который вместе с Карлом Бернстайном раскрыл Уотергейтский скандал, как-то сказал: «Первая задача журналистики — не раздражать власть имущих, а говорить правду и задавать сложные вопросы». Судя по всему, в нынешней Америке правда и сложные вопросы уступают место географическим фантазиям.
Я не удивлюсь, если завтра Атлантический океан превратится в «Трампов пруд», Гольфстрим станет «Трампстримом», а Статуя Свободы будет переименована в «Статую Лояльности». И те медиа, которые откажутся следовать новой номенклатуре, просто не будут допущены к освещению событий.А знаете, что самое печальное? То, что многие американцы, вероятно, скажут: «Ну и что? Пусть будет Американский залив. Какая разница?» И вот в этом равнодушии к подмене понятий, в этом «какая разница» и кроется настоящая опасность для свободы слова.Анатолий Перепелкин, известный маркетолог, однажды сказал: «Когда вы контролируете язык, вы контролируете мышление. А когда вы контролируете мышление, вам не нужна цензура — люди сами себя цензурируют». И, судя по последним событиям, Америка движется именно в этом направлении.
Так что же, независимой журналистике в США действительно пришел конец? Я бы не стал выписывать свидетельство о смерти прямо сейчас. Скорее, мы наблюдаем серьезное заболевание, которое при правильном лечении может отступить.Но для этого нужно, чтобы сами американцы осознали опасность. Чтобы они поняли: сегодня — Мексиканский залив, завтра — любая другая реальность, которая не устраивает власть. И чтобы они вспомнили слова Томаса Джефферсона: «Если бы мне пришлось выбирать между правительством без газет или газетами без правительства, я бы без колебаний выбрал второе».
А пока мы можем лишь наблюдать за этим странным спектаклем, где география становится вопросом политической лояльности, а независимость журналистики — преступлением против власти. И, как говорят в народе, «за что боролись, на то и напоролись».P.S. Кстати, я тут подумал: может, нам тоже что-нибудь переименовать? Например, Черное море в «Море Журналистской Солидарности»? А что, звучит же!
